фик

[shelma-tyan]

Когда-то ооочень давно я обещала Снежке, что напишу для нее Учихацест. Обещанного три года ждут, но вот оно, наконец, дописалось.

Название: **** //нет сил придумывать. У кого будут варианты - пишите ))//
Автор: Shelma-tyan
Бета: не бечено
Персонажи: Итачи/Саске
Жанр: ангст, романтика...и наверное размышления
Рейтинг: R
Состояние: закончен
Дисклеймер: отказываюсь
Саммари: АУ. Альтернативное развитие событий после битвы Итачи и Саске.
От Автора: Снежка, все тебе ))



Шаги…
Саске снятся они. Эти медленные, мучительные, тяжелые шаги.
«Мои глаза… Вырву их медленно… Хочу насладиться…»
Итачи в его кошмарах разлетается сотнями ворон, рвет его на части громадой Сусаноо, жжет черным пламенем Аматерасу, сводит с ума в красной вселенной Цукиеми.
У Итачи так много техник, у Итачи так много лиц…
- Как ощущения? – чуть насмешливый голос прорывается через его кошмары, и Саске приоткрывает глаза. Рука нащупывает повязки на животе и груди…
- Не трогай. Еще рано снимать. Потерпи,… Са-аске…
Его имя звучит чуть удивленно, словно незнакомец пробует его на вкус, взвешивает на ладони, определяя, сколько в этом слитке золота, а сколько меди.
Когда Саске в очередной раз очнувшись нетерпеливо срывает бинты, человек в маске удовлетворенно кивает. Он говорит, что Итачи вырезал клан по приказу, и что он, Саске, теперь один из Акацуки.
Мысли мешаются в голове, разум не поспевает за сердцем в отчаянной попытке понять, что же оно чувствует.
- К черту Акацуки! – Шепчет Саске, полыхая яростью. – Я уничтожу Коноху.
- Нет. По крайней мере не сейчас.
- Кто меня остановит? Ты? – Зарвавшись смеется Саске.
- Разве ты не хочешь повидать его прежде чем вершить месть? – Усмехается тот, кто называет себя Мадарой.
- Кого?
- Итачи.
Это имя уже давно засело отравленным шипом в его душе. И сейчас Мадара безжалостно проворачивает его, разрывая сердце Саске на кровавые ошметки.
- Он…жив?
Итачи гибкий и быстрый , Итачи опасен как кромка лезвия, Итачи красив и спокоен как мраморный Будда на неприступной высоте постамента. Таким Саске его знает, таким Саске его помнит.
Трубки…Трубки…Трубки…
Белая ткань на лице закрывающая лоб и глаза. Все испещрено иероглифами. Исхудавшая грудь тяжело, как будто нехотя поднимается от дыхания.
Теперь это Итачи…
Саске не верит и приподнимает ткань, чтоб увидеть лицо полностью.
- Его глаза…
- Пока просто протезы, чтоб не ссохлись веки. Потом посмотрим.
- Я забираю его.
- Это его убьет.– Пожимает плечами Тоби и снова закрывает глаза брата белой тканью. - Эта техника поддерживает жизнь тем, кто болен заболеваниями системы чакры. Ее изобрел твой старый знакомый Орочимару для своего любимого ученика Кимимару. А я скопировал. Как знал, что пригодиться.
Человек в маске посмеивается. Этот звук кажется Саске смехом богов. Безжалостным и горьким.
- Значит он все равно умрет. Кимимару умер…
- Заболевание Кимимару, как и болезнь Итачи вызваны их техниками. Но если у Кимимару это были кости, то с Итачи все немного проще. Его отравлял Мангекьо с четырнадцати лет. Теперь я вырезал эту опухоль. Есть шанс, что он пойдет на поправку.
- И что бы ты продолжал эту технику, я должен…
- Именно, Саске-кун. Именно.
Он принимает плащ Акацуки и безропотно одевает его. Восьмихвостый? Хорошо.
Он проваливает свою первую миссию и его новый лидер многозначительно молчит. А Саске вспоминает белые трубки и бегущую по ним вязь иероглифов.
- Ему лучше. – Наконец роняет Тоби, кидая эти слова Саске, как нищему кидают монетку.
Трубок поменьше, а цвет лица не такой мертвенно бледный. Саске робко касается прохладной ладони Итачи, не зная, что сказать ему и будет ли он услышан. Прикосновение к брату пугает его странным потусторонним ужасом, словно он прикасается к духу или умертвию. Словно он не имеет права касатся Итачи вот так, как живого человека.
Когда он приходит в себя после собрания Кагэ, новые глаза саднят и чешутся. Четкое ощущение, что они велики для его глазниц беспокоит Саске, но он не решается спросить об этом Мадару. Итачи пришел в сознании. Он слеп и не шевелиться и понять это можно только по показанию датчиков, да по вдохам слишком поверхностным для спящего человека..
Саске бесшумно подходит к нему и молчит, глядя как голая грудь брата поднимается от нежеланного дыхания.
- Саске… - шепчет Итачи чуть слышно. Его губы сухие и потрескавшиеся. Совсем не такие, как он помнит. Они не безразлично сомкнутые, не презрительно поджатые. Они сухие, обветренные и приоткрыты. Саске бездумно касается их, проводит пальцами по шершавой поверхности и вдруг на него находит темная животная радость от того что он после всех этих долгих лет, наконец-то сильнее Итачи.
Саске ногтем подцепляет один из бледных уголков сухой кожи губ и срывает длинную полоску. На краешке губы, там где ранка оказывается глубже проступает капелька крови. Крови Итачи или его, Саске, крови? Саске мягко снимает солоноватую каплю кончиком языка и пьяно шепчет в губы Итачи сроднившееся с именем брата «ненавижу…»
Прикасаться к Итачи становиться его новым воздухом. Он никогда не мог дотронуться до своего неприступного идеального брата, но теперь он доступен и Саске не может остановиться.
Он возвращается в комнату с трубками и медицинскими приборами и гладит Итачи по лицу, спускается пальцами к шее, обводит ключицы, скользит подушечками по резким линиям грудной клетки, по мягким выступающим дугам ребер, по беззащитной плоти живота, в которой тонет вдавленный пупок – живое напоминание о том что Итачи рожден, а не создан, как божественные статуи.
Итачи нехотя дышит и молчит. Он ничего не говорит Саске, не пытается отмахнуться от его бесцеремонной нежности, не просит его остановиться или уйти.
А Саске убивает по велению Мадары и чувствует, что сходит с ума. Помешательство на Итачи достигает своего апогея. Ненависть, любовь, непонимание, зависимость и отрицание мучают Саске одновременно и по очереди. Он хочет сломать их молчание, хочет спросить у Итачи «Почему…», хочет узнать о нем все и услышать обо всем из его уст. Он одновременно хочет знать все подробности о его жизни и чтоб он сказал «Это все неправда…»
Саске сам не знает, чего он хочет от Итачи.
Брат поправляется медленно, но неумолимо. Его тело уже не мертвенно бледное тело фарфоровой куклы. Итачи снова обретает плоть и кровь, в его руках снова чувствуется позабытая опасная сила.
Мадара говорит, что можно попробовать пересадить ему один из бесчисленных шаринганов его коллекции.
Трубки уже не нужны, но Итачи не торопится вставать. Он продолжает лежать на спине как бесчувственный молчаливый труп и Саске теряет терпение.
- Поднимайся! – яростно шепчет он, разбивая заговор молчания. Его руки уже привычно гладят лицо брата, обводя острый подбородок.
Саске наклоняется к самому лицу Итачи и внимательно вглядывается в его закрытые веки.
- Вставай, черт побери. Итачи… - несколько секунд он ждет, но брат все так же молчит. Разочарованный и уставший Саске роняет темноволосую голову на грудь брата и горестно вздыхает от бессилия. Его дыхание щекочет кожу Итачи и тот вдруг напрягается. Саске растеряно непонимающе смотрит на него и вдруг искра догадки вспыхивает в его голове.
- В чем дело, Итачи? – говорит Саске с дьявольской усмешкой – Смущаешься, что я к тебе прикасаюсь?
Итачи молчит.
- А так? – Саске жестоко усмехается и целует его грудь, развязно щекочет ее языком, внимательно прислушиваясь к его реакции. И брат дрожит. Эта дрожь потрясает Саске. Так чувствует себя путник, под ногами которого разверзается нерушимая скала.
Итачи дрожит…
Саске в испуге отстраняется от брата. Обнаженная грудь Итачи приподнимается от дыхания, сильное молодое тело брата словно заряженный магнит испускает волны притяжения, тихое дыхание мутит голову сильнее стонов. Сладкий шепот греха звучит в голове и Саске, пьяный от своего безумия, приникает к губам Итачи в робком поцелуе. Почему Итачи? Почему его брат? Почему.. так?
Чистое электричество пронзает тело до самых кончиков пальцев, сердце бьется в груди отчаянными толчками, спина выгибается, словно у блудливой кошки.
- Итачи..? – в его шепоте вопрос. Словно Итачи как в детстве сейчас объяснит все и разгонит все страхи.
Но брат лежит неподвижно. Труп, что по какой-то нелепой случайности все никак не перестанет дышать.
- Ты…- рычит Саске. Он выхватывает катану раньше, чем успевает осознать свои намерения. Лезвие чистое и ровное, нерушимое в своем праве напиться крови, летит к бледному горлу. И замирает. Потому что в сантиметре от заточенной, заговоренной и обласканной стали под кожей Итачи мягко прокатывается кадык.
Итачи сглатывает и размыкает губы…
- Что ты делаешь…маленький брат? – шепчет он тихо.
Руки Саске слабеют, катана дрожит растеряв всю свою стать.
- Я не знаю, Итачи… Я не знаю… - Голос словно из детских кошмаров, где он беспомощно наблюдал за реками крови. Саске гневно подхватывает кусанаги и убирает в ножны. Кипя от болезненной ярости проходится по комнате пытаясь прийти в себя. И только через несколько минут замечает, что Итачи открыл глаза.
Саске не может контролировать себя. Он словно бочка пороха которая вот-вот рванет, но он никак не может понять с какой стороны к нему подбирается огонь. Он не может видеть Итачи и не может его не видеть. Ненавидит, как тот обменивается короткими многозначительными фразами с Мадарой и не выносит его молчания. Саске ненавидит его возвращающуюся силу и презирает его болезненную слабость.
Он сходит с ума и нигде не может обрести покой.
Он приходит в комнату к брату и засыпает его вопросами, не давая и вставить слова. Он не может слышать ответы и не вынесет, если Итачи снова откажет ему в них.
Тренировки, выматывающие настолько, что идущие во вред – единственное что помогает. Когда тело от напряжения теряет чувствительность к боли, когда вода и еда кажутся несущественными дополнениями к сну и кислороду – только тогда Саске ощущает слабый отголосок покоя.
Итачи смотрит на него хмуро, но будь Саске трижды проклят, если он знает что на уме у этого человека.
Кто ты мне? Зачем я тебе? Зачем ты мне? Почему ты не умер? Почему ты не убил меня? Почему я? Почему? Почему? Почему?..
Саске не понимает свою страшную по силе привязанность к Итачи. Он не может помыслить разлучиться с ним, хотя по сути их ничего не связывает. Брат… и только?
Саске думает о мести, что мечтал вершить за него, за Итачи, и не находит в себе сил что бы ему же в этом признаться. Итачи не пойдет с ним, а Саске, словно прикованный к магниту кусок металлической стружки, свободный только на первый взгляд, не может уйти.
- Я ненавижу тебя. – говорит Саске в один из бесконечно скучных вечеров, когда время кажется замирает. - Как же я тебя ненавижу. Если бы ты только мог почувствовать это в груди. Темное, густое, пронизанное электрическими вспышками воспоминаний, грозовое облако. Мать, отец, я сам. И ты. Всегда спокойный, отстраненный, идеальный шиноби. Мне все хотелось послушать в детстве, а дышишь ли ты. Ведь кто как не ты похож на статую, Итачи. Что ты со мной сделал? Что ты натворил? Чего ты добился от меня, брат?
Он выплевывает это слово словно проклятье. В темных глазах Итачи боль, но он молчит, наблюдая за Саске глазами всепрощающего божества. И Саске ненавидит его. Яростно. Он выхватывает кусанаги. Уже не в первый раз. Лезвие снова дрожит у бледного горла. Это уже стало ежевечерним ритуалом. Саске не может решиться убить Итачи и не может примириться с тем, что Итачи – жив.
- Чего ты от меня хочешь, Саске?
И это Итачи говорит не в первый раз. Но он никогда не говорит это устало или скучающе. Саске кажется, что он слышит этот вопрос в стотысячный раз и каждый раз в нем сталь и напор, словно Итачи выдавливает из брата ответ как профессор выжимает знания из нерадивого ученика на экзамене.
- Я не знаю! – рычит Саске. Руки крепко сжимают рукоять. Сантиметры. Два-три сантиметра, несколько секунд или минут – и все. Итачи снова мертв и мир снова место, в котором можно существовать. Так почему же Саске никак не решится убить брата вновь, если его существование сводит его с ума. Почему?..
Дни сливаются в один и все что Саске отмечает, так это что делает или где сидит Итачи, когда он приходит к нему на ежевечерний ритуал обвинений и ненависти.
- Ты не человек. Ты машина, вместо желаний – долг, вместо сострадания – равнодушие. У тебя не сердце – часы. Тикают и только. Тик-так… Шестеренки и винтики. Если бы ты был тверже, я бы обрел покой давно, мертвые не сходят с ума от ненависти. Но ты решил посмотреть что будет, верно? Любопытство, Итачи? Это твой порок? Твой изьян. Не самый худший, ты все еще не плохой образчик. Шиноби - мечта деревни. Способный лить свою же кровь. Проткнуть женщину, что родила его, чертового ублюдка, на свет!
В его рука снова катана. Лезвие блестит, отражая едва пробивающуюся на шее темную щетину. Итачи сегодня утром не брился – понимает Саске. Отчего-то это простая едва просматривающаяся на коже темная дымка заставляет Саске на секунду забыть, что он видит короткие темные волоски на шее брата в отблеске своей остро заточенной катаны, которую он приставил к его горлу.
- Чего ты от меня хочешь Саске? – произносит Итачи и Саске скользит взглядом по его шее вверх до бледных бескровных губ. Он открывает рот что бы снова, как и всегда сказать трусливое «не знаю», но из груди рвутся новые слова.
- Чего-то… - шепчет он пораженный. – Чего угодно! – кричит Саске. – Хоть чего-нибудь! Дай мне хоть что-нибудь, Итачи! Хоть что-то, чертов ты ублюдок! Хоть что-то из того что ты должен был мне дать!
Итачи мягким неуловимым движением отталкивает лезвие от горла. Саске безразлично выпускает рукоятку, когда та выскальзывает из ладони. Кого он пытается обмануть. Он может сколько угодно обманывать себя и весь мир. Он никогда не хотел, что бы Итачи умер. Покаялся, сознался, забрал его с собой, убил его или душил вниманием и лаской, рассказал всю правду или скрывал свои секреты до скончания веков - Саске хотел от Итачи чего угодно, кроме его смерти. И именно ее Итачи отдал ему в дар.
Саске не сопротивляется, когда Итачи берет его лицо в ладони. Он как и всегда после вспышки ярости опустошен и раздавлен. Но когда Итачи целует его в губы, глаза Саске распахиваются. Это не то… А может это то самое.
Итачи целуется восхитительно. Или этот поцелуй восхитителен, потому что он с Итачи?
- Почему? – привычный обвиняющий вопрос. Итачи тяжело дышит, его губы покраснели от поцелуев, а руки, сжимающие плечи Саске, подрагивают.
-Я не знаю… – растеряно говорит брат и снова тянется за поцелуем. Влажные губы легко скользят друг по другу. Языки ласкаются в чувственном танце, а тела прижимаются самыми чувствительными и запретными местами.
Саске дышит тяжелыми короткими вздохами, словно нежность брата это болезненные тычки под дых. Тело плавится, изгибается и молит, но Саске не может, просто не может поверить в происходящее.
- Итачи… разве… разве так? Разве… в этом дело?
- Если нет, тогда останови меня. – шепчет старший брат на ухо и Саске знает что ни за что не сделает этого.
Откровение приходит, когда Итачи тянет его к постели и усаживает на себя верхом.
Это все правда. Он ничего не хочет от Итачи. Он хочет Итачи.
Саске остро и болезненно реагирует на каждую ласку, мучительно стесняется, неохотно расставаясь с одеждой. Кончает от быстрых ласк руки за считанные мгновения. Тело дрожит от пережитого, он покрывается мурашками, когда испарина остывает на коже. Итачи медленно раздевается, глядя на Саске сверху. Это миг сродни второму рождению. Итачи обнаженный, близкий и горячий ложится рядом, позволяя касаться себя так, как Саске никогда не представлял возможным. Итачи дышит, краснеет, кусает губы, стонет, шепчет безумные, торопливые слова любви, причиняет боль, заглушает ее удовольствием и жадно, алчно наблюдает за вторым продолжительным и ярким оргазмом Саске.
Саске забывается от удовольствия, но когда чувствует, как брат бесцеремонно крадет у него последние ласки, что бы кончить самому, он распахивает глаза и наслаждается его пьяным темным взглядом.
Саске ловит родное лицо в ладони и целует стонущего Итачи в губы ровно в тот момент, когда он вталкивается в него в последний, самый острый и резкий раз.
Нега охватывает тело, сытое и присмиревшее. Демоны в душе засыпают вместе с сонным Итачи, но сам Саске еще долго ласкает длинные темные прядки волос, утыкается носом в остро пахнущую потом и сексом кожу брата. Брата?.. Саске усмехается в темноте.
Он потерял брата давным-давно, но сегодня он, наконец-то, обрел Итачи.